Приказом командующего Западного фронта от 28 марта 1916 г. № 3332 Николай Степанович Гумилев произведен в прапорщики с переводом в 5-й Гусарский Александрийский полк. Однако в мае Гумилев заболел (подозревали чахотку), и несколько месяцев лечился. Летом вернулся в полк (в Шносс-Лембург) и продолжил службу. Полк не участвует в боевых действиях, но проводит интенсивные учения. "Представь себе человек сорок офицеров, несущихся карьером без дороги, под гору, на гору, через лес, через пашню и вдобавок берущих препятствия: каналы, валы, барьеры и т.д. Особенно было эффектно одно - посредине очень крутого спуска забор и за ним канава. Последний раз на нём трое перевернулись с лошадьми. Я уже два раза участвовал в этой скачке и не разу не упал, так что даже вызвал некоторое удивление" (письмо к Анне Ахматовой 02.08.1916.).
Осенью Гумилев вновь прибывает в Петроград, чтобы сдать офицерские экзамены в Николаевском училище. Несмотря на замену экзамена по нелюбимому им немецкому языку на экзамен по французскому, Гумилев потерпел неудачу. С октября он вновь на фронте - до января 1917 (с небольшим перерывом). "Я очутился в окопах, стрелял в немцев из пулемёта, они стреляли в меня , и так прошли две недели" (письмо к Ларисе Рейснер 15.01.1917). В это время Гумилев увлекается идеей написать пьесу о покорении Мексики Кортесом.
Фронтовая жизнь Гумилёва окончилась неожиданно и довольно своеобразно. "Я уже совсем собрался вести разведку по ту сторону Двины, как вдруг был отправлен закупать сено для дивизии" (письмо к Ларисе Рейснер 22.01.1917).

Некоторые документы, относящиеся к службе Н. Гумилёва в Александрийском полку.

Отношение из Царскосельского эвакуационного пункта командиру 5-го гусарского Александрийского полка

22 мая 1916 г.
№ 10869
город Царское село

командиру 5-го гусарского
Александрийского полка

Прапорщик вверенного Вам полка Гумилев во время состояния на учете пункта был удовлетворен согласно удостоверению, пункт за № 10407, за время с 7 мая по 18 мая 1916 г. суточными госпитальными деньгами как семейный офицер. Право же получения этих денег (ст. 905 кн. ХIХ С.В.П. по редакции приказа по В.В. 1915 №134) еще тне подтвердилось, а потому прошу о высылке удостоверения о том, что вышеозначенный офицер семейный и семья его находится на его иждивении.

За начальника пункта капитан <нрзб>

Бухгалтер,
Зауряд-военный чиновник
Надворный советник Смогорский

(ЦГВИА, ф. 3597, оп.1, д. 189, л. 270. Подлинник.)

На бланке начальника Царскосельского эвакуационного пункта. Машинопись.

31 мая из полка был дан ответ:"Из представленной прапорщиком Гумилевым копии их метрической книги видно, что он женат."
(ЦГВИА, ф. 3597, оп.1, д. 188, л. 270.)

Аттестат об удовлетворении Н.С. Гумилева жалованием в 5-го гусарском Александрийском полку

1 июня 1916 г.

По Указу Его Императорского Величества дан сей 5-го гусарского Александрийского Ее Величества полка на прапорщика Гумилева* , в том, что он удовлетворен денежным Его Императорского Величества жалованьем из оклада семисот тридцати двух руб по 1 мая и добавочными деньгами из оклада ста двадцати рублей в годпо первое мая с.г.
Что подписью с приложением казенной печати и удостоверяется.

Действующая армия, 1 июня 1916 г.

Подп Командир полка, полковник Коленкин
Помощник по хозяйственной части Беккер
Верно: делопроизводитель <нрзб>

(ЦГВИА, ф. 3597, оп.1, д. 188, л. 270. Заверенная копия. Машинопись.)

* так в тексте

Удостоверение, выданное Н.С. Гумилеву, о командировке в г. Петроград для держания офицерского экзамена при Николаевском кавалерийском училище

18 августа 1916 г.

БИЛЕТ

Предъявитель сего 5-го гусарского Александрийского Ее Величества полка прапорщик Гумилев командирован в гор. Петроград для держания офицерского экзамена в Николаевском кавалерийском училище.
В чем подписью с приложением казенной печати удостоверяется.

Командир полка, полковник Коленкин

№ 9120
18 августа 1916 г.
Действующая армия. Полковой адъютант, штабс-ротмистр Кудряшов

(ЦГВИА, ф. 3597, оп.1, д. 176, л. 120. Подлинник.)

На лицевой стороне билета - печать 5-го гусарского Александрийского Ее Величества полка . На обратной стороне - штамп, на котором сделана запись:"явлен 19(16) г. августа 21. Литейный. ч. 1-го уч. дом № 31 Записан на военной службе Пом. - письмоводителя". <нрзб> . Ниже - "Литейный, 31 , кв. 14". Ещё ниже - "Во 2-м Петроградском управлении явлен под № 785 22 августа 1916 года. Комендантский адъютант, Штабс-капитан <нрзб> ". На лицевой стороне билета - пометка "24.Х прибыл" (в полк).

Рапорт Н.С. Гумилева в Главное управление военно-учебных заведений с прошением о допущении его к держанию офицерских экзаменов при Николаевском кавалерийском училище

5-го гусарского 22 августа 1916 г.
Александрийского Ее Величества Государыни Императрицы Александры
Федоровны полка
Гумилев
№12, 22 августа 1916 г.

В Главное управление Военно-Учебных заведений

РАПОРТ
Прошу о допущении меня к держанию офицерских экзаменов при Николаевском кавалерийском училище в текущем году. Одновременно ходатайствую о замене мне экзамена по немецкому языку экзаменом по французскому языку.
Прилагаю при сем согласие на держание мною экзаменов командира полка за № 9121. Аттестат зрелости, выданный мне Царскосельской гимназией, и мой послужной список доставлю дополнительно.

22 авг 1916 г. Прапорщик Гумилев

(ЦГВИА, ф. 725, оп. 50, д. 388, л. 115. Подлинник. Автограф.)

В правом верхнем углу рапорта резолюция:"К рассмотрению (кажется, замены экзаменов уже разрешены). 24 VIII". В левом нижнем углу резолюция:"Среднюю в степень условно. При Ник кавалерийском уч". Печать:"получено 23 августа 1916 г."

* так в тексте

Из воспоминаний полк. С. А. Топоркова (по записи Ю. А. Топоркова)

...Н. С. Гумилев, в чине прапорщика полка, прибыл к нам весной 1916 года, когда полк занимал позиции на реке Двине, в районе фольварка Арандоль. Украшенный солдатским Георгиевским крестом, полученным им в Уланском Ее Величества полку в бытность вольноопределяющимся, он сразу расположил к себе своих сверстников. Небольшого роста, я бы сказал непропорционально сложенный, медлительный в движениях, он казался всем нам в начале человеком сумрачным, необщительным и застенчивым. К сожалению, разница в возрасте, в чинах и служба в разных эскадронах, стоявших разбросано, не дали мне возможности ближе узнать Гумилева, но он всегда обращал на себя внимание своим воспитанием, деликатностью, безупречной исполнительностью и скромностью. Его лицо не было красиво или заметно: большая голова, большой мясистый нос и нижняя губа, несколько вытянутая вперед, что старило его лицо. Говорил он всегда тихо, медленно и протяжно.
Так как в описываемый период поэтическим экстазом были заражены не только некоторые офицеры, но и гусары, то мало кто придавал значение тому, что Гумилев поэт; да кроме того, больше увлекались стихами военного содержания. Командир полка, полковник Д. Н. Коленкин, человек глубоко образованный и просвещенный, всегда говорил нам, что поэзия Гумилева незаурядная, и каждый раз на товарищеских обедах и пирушках просил Гумилева декламировать свои стихи, всегда был от них в восторге, и Гумилев всегда исполнял эти просьбы с удовольствием, но признаюсь, многие подсмеивались над его манерой чтения стихов. Я помню, он читал чаще стихи об Абиссинии, и это особенно нравилось Коленкину. Среди же молодых корнетов были разговоры о том, что в Абиссинии он женился на чернокожей туземке и был с нею счастлив, но насколько это верно -- не знаю.
Всегда молчаливый, он загорался, когда начинался разговор о литературе и с большим вниманием относился ко всем любившим писать стихи. Много у него было экспромтов, стихотворений и песен, посвященных полку и войне. С гордостью носил Гумилев полковой нагрудный знак и чтил традиции полка. В № 144 газеты "Россия и Славянство" от 29 августа 1931 г. помещена репродукция рисунка Гумилева, на которой он изображен сидящим на фантастическом , орудии под эскадронным значком 4-го эскадрона, в котором он служил.
Когда при кавалерийских дивизиях стали формировать пешие стрелковые дивизионы, то Гумилев вместе с другими был назначен в стрелковый дивизион, которым командовал подполковник М. М. Хондзынский. В этом дивизионе Гумилев продолжал службу, сохраняя постоянную связь с полком...

Из воспоминаний штабс-ротмистра В. А. Карамзина

...Когда прибыл в полк прапорщик Гумилев, я точно не помню... Помню, как весной 1916 года я прибыл по делам службы в штаб полка, расквартированный в прекрасном помещичьем доме. Названия усадьбы я не помню, но это та самая усадьба, где мы встречали Пасху с генералом Скоропадским и откуда полк выступил на смотр генерала Куропаткина.
На обширном балконе меня встретил совсем мне не знакомый дежурный по полку офицер и тотчас же мне явился. "Прапорщик Гумилев" -- услышал я среди других слов явки и понял, с кем имею дело.
Командир полка был занят, и мне пришлось ждать, пока он освободится. Я присел на балконе и стал наблюдать за прохаживавшимся по балкону Гумилевым. Должен сказать, что уродлив он был очень. Лицо как бы отекшее, со сливообразным носом и довольно резкими морщинами под глазами. Фигура тоже очень невыигрышная: свислые плечи, очень низкая талия, малый рост и особенно короткие ноги. При этом вся фигура его выражала чувство собственного достоинства. Он ходил маленькими, но редкими шагами, плавно, как верблюд, покачивая на ходу головой...
...Я начал с ним разговор и быстро перевел его на поэзию, в которой, кстати сказать, я мало что понимал.
-- А вот, скажите, пожалуйста, правда ли это, или мне так кажется, что наше время бедно значительными поэтами? -- начал я. -- Вот, если мы будем говорить военным языком, то мне кажется, что "генералов" среди теперешних поэтов нет.
-- Ну, нет, почему так? -- заговорил с расстановкой Гумилев. -- Блок вполне "генерал-майора" вытянет.
-- Ну, а Бальмонт в каких чинах, по-вашему, будет? -- Ради его больших трудов ему "штабс-капитана" дать можно.
-- Мне думается, что лучшие поэты перекомбинировали уже все возможные рифмы, -- сказал я, -- и остальным приходится повторять старые комбинации.
-- Да, обычно это так, но бывают и теперь открытия новых рифм, хотя и очень редко. Вот и мне удалось найти шесть новых рифм, прежде ни у кого не встречавшихся.
На этом наш разговор о поэзии и поэтах прервался, так как меня позвали к командиру полка...
При встрече с командиром четвертого эскадрона, подполковником А. Е. фон Радецким, я его спросил: "Ну, как Гумилев у тебя поживает?" На это Аксель, со свойственной ему краткостью, ответил: "Да-да, ничего. Хороший офицер и, знаешь, парень хороший". А эта прибавка в словах добрейшего Радецкого была высшей похвалой.
Под осень 1916 года подполковник фон Радецкий сдавал свой четвертый эскадрон ротмистру Мелик-Шахназарову. Был и я у них в эскадроне на торжественном обеде по этому случаю.
Во время обеда вдруг раздалось постукивание ножа о край тарелки, и медленно поднялся Гумилев. Размеренным тоном, без всяких выкриков, начал он свое стихотворение, написанное к этому торжеству. К сожалению, память не сохранила мне из него ничего. Помню только, что в нем были такие слова: "Полковника Радецкого мы песнею про славим..." Стихотворение было длинное и было написано мастерски. Все были от него в восторге.
Гумилев важно опустился на свое место и так же размеренно продолжал свое участие в пиршестве. Все, что ни делал Гумилев -- он как бы священнодействовал.
Куда и как именно отбыл из полка Гумилев, я тоже не знаю.
Очень жаль, что мне мало пришлось с ним беседовать, но ведь тогда он для всех нас, однополчан, был только поэтом. Теперь же, после его мужественной и славной кончины, он встал перед нами во весь свой духовный рост, и мы счастливы, что он был в рядах нашего славного полка.
1937

Из рассказа полковника А. В. Посажного (по записи Ю. А. Топоркова)